Он взял мою руку и положил на свою - Владимир Набоков. Стихи
Annotation
Как мне объяснить тебе, мое счастье, мое золотое, изумительное счастье, насколько я весь твой — со всеми моими воспоминаниями, стихами, порывами, внутренними вихрями? И я знаю: не умею я сказать тебе словами ничего — а когда по телефону — так совсем скверно выходит. Потому-что с тобой нужно говорить — дивно, как говорят например, с людьми которых больше нет давно, понимаешь, в значеньи чистоты и легкости и душевной точности —A я — je patauge [1] ужасно. Меж тем тебя можно ушибить некрасивым уменьшительным — оттого что ты вся такая звонкая — как морская вода, хорошая ты моя. На этом листке, любовь моя, я как-то Твое лицо межд [2] начал писать стихи тебе и вот остался очень неудобный хвостик — я споткнулся. А другой бумаги нет.
Senderovich Savely, Shvarts Yelena. Закон, данный Мнемозине : об автобиографическом жанре у Вл. Об автобиографическом жанре у Вл. Вводные замечания.
- Cargado por
- Главная О компании.
- Единственная в своём роде метафизическая антиутопия: книга об участи последнего поэта в мире, в котором больше нет места воображению и фантазии.
- Владимир Владимирович Набоков.
Первую из трех или четырех своих жен, сменявших одна другую, я встретил при довольно странных обстоятельствах, развитие которых напоминало неуклюжий тайный сговор, с никчемными подробностями и главным крамольником, не только не имевшим представления относительно его истинного предмета, но еще настаивавшим на совершении бессмысленных действий, исключавших, казалось бы, малейшую возможность успеха. И все же из самих этих промахов ему невольно удалось сплести паутину, в которую ряд моих ответных оплошностей заставил меня угодить и выполнить предназначение, составлявшее единственную цель заговора. Как-то во время весеннего триместра моего последнего года в Кембридже я согласился, «будучи русским», разъяснить кое-какие тонкости в устройстве гоголевского «Ревизора».
